XI

 Люди часто заблуждаются; но, пожалуй, самое распространенное заблуждение звучит так: «еще есть время». Потом, правда, на смену ему приходит другое "времени нет, все кончено" - но это была бы уже совсем другая история.

       Пока обитатели планеты ссорятся, мирятся, пытаются найти друг к другу подход, время идет, земной шар все так же оборачивается вокруг своей оси за 24 часа – и все так же неумолимо умирает солнце, все более и более расширяясь; огромный огненный сгусток все сильнее жжет и без того почти  безжизненную планету. Даже ночи – и те становятся все жарче, и все труднее дышать тяжелым, сухим воздухом. И время не остановится – даже если кто-то один умрет или выйдет из игры. Ему безразлично, кто кого ненавидит или любит, безразличны чужие слабости и, конечно же, оно не станет ждать, пока все персонажи истории будут готовы к тому, чтобы это осознать.

 Время утекает сквозь пальцы –  незаметно и быстро, и едва ли возможно отследить тот момент, когда потекут, бесследно испаряясь, последние секунды. Идти с ним в ногу – пожалуй, сама тяжелая задача из всех возможных.

 Монморанси был единственным, кто осознавал этот факт в полной мере. С момента грандиозной ссоры с Полем прошло еще четыре месяца – и эти четыре месяца казались Джорджу огромным, просто чудовищно огромным сроком. Время для всех летит по-разному; но хоть оно и относительно, заканчивается оно в один и тот же момент – для всех, без исключения.

 Все это время, Джордж делал все тоже самое, что и обычно: вел наблюдения, строил звездолет, проводил разъяснительные беседы с Полем, еще раз сменил все замки – и еще раз потерпел фиаско в своем стремлении оградить Ферье от пагубной страсти к выпивке.  Целеустремленности бывшему рабочему было не занимать – но направлена она была, увы, не в то русло. Это была последняя попытка Джорджа вытащить Поля из болота, в котором последний находился.  Монморанси устал. Очень сильно. Он чувствовал, что не вытягивает эту чудовищно огромную связку в виде звездолета, Джонни и Поля Ферье. Не вытягивает – ни морально, ни физически.

    Все шло не так, как ему бы хотелось; все было изначально неверно – и Монморанси все чаще искал в сложившейся ситуации невидимый подвох, подводный камень. Словно ошибку в длинной, сложной формуле – и хмурился, пытаясь понять: где он ошибся, что сделал не так?  Он прокручивал все, что было с ним доселе, с самого начала. Сначала землетрясение, потом  четырехлетнее одиночество, ночи в мастерской, дни  в лаборатории,  Джонни, их ссоры, потом  перемирие и, наконец, Поль.  Он – одна сплошная ошибка; Джордж это чувствовал, но разве правильно было бы его убить? Монморанси верил – нет, даже знал: неправильно. Тогда в чем дело?

 

      Что касается слабости Ферье до вина – то здесь конструктор, в конце концов, сдался. Просто сбросил очередной балласт – и все внимание снова оказалось сосредоточено на корабле. На ежедневных наблюдениях – и ежедневных же сигналах в радиоприемник. Последнее делалось уже скорее потому, что вошло в привычку. Все свои обязанности Джордж выполнял словно на автомате. Монморанси никогда не был особенно разговорчив, никогда не славился  открытостью – но последние несколько дней он совсем замкнулся в себе и даже Джоанна не могла вытянуть из него что-либо путное. Все было не так. Не так, как он хотел. Вернее - не так, как надо.

    Полю Ферье было отказано в доступе к мастерской – и большую часть своего времени он проводил в кладовой.  Конечно, были сцены раскаяния, Джордж не единожды выслушивал извинения – но вердикт остался неизменен.  С него достаточно. Монморанси уже даже не расстраивало постоянное присутствие в кладовке Поля – теперь ему было все равно. Безразлично.

 

       Он был в обсерватории; сегодняшней ночью Джордж, как обычно, проводил наблюдения. Данные, полученные с солнечного телескопа, всегда выглядели неутешительно - но сегодня в особенности.

 Не меньше "обрадовала" Монморанси информация, касающаяся сейсмической активности. Вот уже второй день подряд Джордж ощущал легкие подземные толчки, пока не перерастающие во что-то большее. Но в целом ситуация производила более чем удручающее впечатление.

 Только бы не еще одно землетрясение. Впрочем, о землетрясении лучше было вообще не думать - как говорится, не стоит звать на свою голову беду.

 

 Сейчас, наблюдая за скоплением звезд, он раздумывал над тем, стоит ли ему сегодня вновь передать сигнал в радиоприемник. Впервые у Джорджа были по этому поводу сомнения.

 

 Что он будет делать, если сюда в очередной раз заявятся бандиты, или в обсерватории появится еще один нахлебник, уверенный в том, что весь свет что-то ему должен? Об этом Монморанси было тяжело даже думать. Подобные мысли тормозили его, мешали работать, мешали видеть конечную цель – он запутался, заблудился в трех соснах, и словно тяжелый привязанный к шее камень тянул его куда-то вниз.

 Джордж опустился на табурет, оперся локтями о собственные колени и запустил пальцы обеих  рук в волосы.

 Сейчас он передаст сигнал;  потом спустится в кладовую. Снова увидит там пьяного Поля. Уже при одном воспоминании о Ферье на Монморанси накатывала тошнота. Он уже ненавидел эту глупую улыбку на лице рабочего, ненавидел звон собственных ключей, ему опротивел собственный засаленный халат, надоел постоянный запах пыли, хотелось вырваться из этого замкнутого круга и хотя бы просто сделать один единственный вдох – но так, чтобы полной грудью. Но нет. Он должен думать о чем угодно и о ком угодно, но только не о самом себе. Монморанси уже давно забыл, как это – думать о себе. Может быть, он был в этом не прав?

 Что толку пытаться спасти чьи-то жизни, когда люди сами не желают себе спасения – и губят не только себя, но и того, кто решается протянуть им руку.

 Хотя, с другой стороны, здесь не было бы и Джонни – если бы Монморанси не передавал сигнал, каждый день, по нескольку раз. При мысли о Джоанне уголки губ Джорджа чуть дрогнули. Она хотя бы пыталась ему помочь. И это уже само по себе было очень много. Но даже это в итоге обратится в ноль, если Монморанси не сможет достроить корабль. Сможет ли он? Должен. Работы уже  осталось не так много. В принципе, звездолет уже был способен взлететь – но еще не был подготовлен к полету. Нужно было завершить диагностику двигателей, позаботиться о более прочной обшивке, проверить и отладить системы управления кораблем.  Все это займет около двух месяцев, можно сказать, остались последние завершающие штрихи. Но так тяжело, как сейчас, Джорджу еще никогда не было.

 Он пытался представить себе завершенный плод своих трудов, пытался представить себя в кресле пилота, затем – сам полет в космосе и…. не мог.

 Он этого просто не видел. И чем дальше, тем сильнее ему казалось: что-то не так.

 Пальцы выскользнули из темных прядей волос. Нет, так нельзя, он должен взять себя в руки. Нужно просто делать все то же, что и всегда.

 

 Монморанси записал в журнал данные, полученные с солнечного телескопа. Было два часа ночи. Обычно, в это время он выходил на связь. Джордж медленно, словно нехотя, через силу отодвинул ящик стола – и вот уже он держит в руках маленький, черный приемник. Какое-то время мужчина просто молча рассматривал предмет, размышляя, стоит или не стоит в очередной раз сообщить в пустоту свои координаты. За все пять лет его услышала только Джонни. Но ведь услышала же? Поль Ферье попал в обсерваторию случайно. Он просто может спасти еще чью-то жизнь; или погубить все, над чем работал и ради чего жил все эти годы. Не может же быть такого, чтобы все было зря? А если все-таки это так. Что, если все зря?

 

 Ничто не отравляет душу сильнее, чем сомнения. Никакой яд так не разъедает изнутри.

 Но яд губит, сам по себе. Если начинаешь сомневаться – значит, силы твои уже не те и ты близок к тому, чтобы сломаться.

 Нет, ломаться ему нельзя. Ни в коем случае.

 Приемник зашумел.

 

 - «Меня зовут Джордж Монморанси – произнес  конструктор - Если кто-нибудь слышит меня, отзовитесь. Мои координаты - 44,8349 северной широты, - 0,5260 восточной долготы. Здесь вы найдете убежище и воду. Если кто-нибудь меня слышит, ответьте»

 

 Тишина. Как и обычно. Джордж уронил приемник в карман своего запачканного халата, быстро встал с табурета – и вышел из лаборатории в коридор.  Дверь за ним захлопнулась чуть сильнее, чем это бывало обычно.

 Но стоило только Монморанси поднять взгляд – как он увидел прямо перед собой Поля. Странно, что Ферье  не в кладовке. Хотя, вероятно он как раз прямиком оттуда - спиртным от него разит за километр.

 Джордж поморщился.

 - Ты что здесь делаешь? – прохладно осведомился он у бывшего помощника. Джордж стоял сейчас спиной к закрытой двери, Ферье – прямо перед ним.

 -  Побазарить надо – ответил рабочий – Ты не думаешь, что нам уже пора делать ноги?

 Винный «аромат», тон, сам тембр голоса Ферье и язык, на котором рабочий имел привычку изъясняться в последнее время – все, до самой последней детали было неприятно Монморанси и категорически ему не нравилось.

 Он был не в настроении разводить дискуссии, тем более, что все было очевидно и обсуждению не подлежало.

 - Нет, я так не думаю.

 Конструктор попытался пройти мимо Поля, но тот не собирался  удовольствоваться отрицательным ответом.

 - А если землетрясение? Я уже второй день чувствую подземные толчки, и мне не нужны для этого никакие приборы!

 - Послушай, мы не можем сейчас улететь – попытался образумить взвинченного рабочего Монморанси – Корабль еще не готов к полету. Ты же знаешь, что мы еще не закончили.

 - Ерунда – Ферье сделал шаг вперед, и  Джорджу даже пришлось чуть отвернуться, чтобы не задохнуться  перегаром – Мы можем долететь до первой космической станции. Да, мы еще долго не попадем на новую планету, но хоть не сыграем в ящик в ближайшие дни!

 Голос Поля крепчал с каждой фразой. Еще немного – и он просто начнет орать на Монморанси так же, как это было в первый день их знакомства.

 - Корабль может не долететь даже до космической станции – уверенно возразил конструктор – И мы все погибнем. Дай мне пройти, Поль.

 - А если завтра здесь все обрушится к чертовой матери?? – Ферье  уже сорвался на крик; он то сжимал, то разжимал кулаки, подаваясь всем корпусом вперед так, словно собирался ударить. Раскрасневшееся от выпивки лицо, налитые кровью глаза – перед Монморанси стояла его полная противоположность, антипод во всем – Если начнется землетрясение?

 Джордж не дрогнул. Хотя видит Бог, было от чего.

 Да, такое могло случиться. Могло. А могло и не случится. А вот корабль не дотянет до космической станции с вероятностью 70% из ста. Он даже через атмосферу Земли не сможет пройти. Было чистым безумием улетать сейчас.

Откровенность – это не то, что стоило в данный момент демонстрировать Полю. Он не в себе. От него за версту несет паникой, близкой к безумию. И поэтому Монморанси решил солгать.

 

 - Я уверен, что не начнется.

 - А я уверен, что нам пора улетать.

 

 Ферье рванулся вперед, хотя  и так находился на расстоянии всего нескольких сантиметров от фигуры Джорджа – и резкая боль внезапно обожгла Монморанси ребро. Дыхание молодого конструктора на мгновение пресеклось. Холодная сталь ножа мигом расставила все по своим местам: вот где крылась ошибка. Системный сбой. Все-таки это был Поль.

 Бывший некогда белым халат моментально обагрился кровью; в руках  бывшего помощника блеснуло острое лезвие. Все так и должно было быть. Только так и никак иначе.

 Взгляд серо-голубых глаз на мгновение обессмыслился; по инерции, Джордж тут же зажал рану рукой – и моментально ощутил на своих пальцах горячую влагу.

 

 - Безумец – прошептал Джордж, изо всех сил стараясь устоять на ногах – Убивая меня, ты убиваешь себя.

 - А это мы еще посмотрим -  грязные руки рабочего уже искали в карманах Монморанси ключи от мастерской и, похоже, Ферье совершенно не смущало, что его широкие ладони были в буквальном смысле обагрены кровью – Кто из нас умрет, а кто останется жив. Извини, друг. Ничего личного.Ты всегда мне нравился.

    Звякнула хорошо знакомая Джорджу связка; и вот уже она в руках врага. Сквозь пелену боли, конструктор смотрел, как уходит, оставив его истекать в коридоре кровью, Поль Ферье.

 В ситуациях, когда нужно было проявить терпение, сделать над собой усилие, вспомнить о том, что ты человек, забыть об эгоистичных мотивах и обиде на весь мир – этот рабочий показывал себя ни на что не способным, неразумным младенцем. Но когда дело касалось примитивного инстинкта самосохранения - отыскать еду, выпивку, предать ради спасения собственной шкуры того, кто дал тебе приют, то здесь он бежал впереди всех. Вот только примитивный инстинкт выживания никогда не сделает из обезьяны человека;  голод может толкнуть на воровство, на убийство, стремление спасти собственную жизнь – на предательство.  Но для того, чтобы работать, не жалея себя, день за днем – надеяться на лучшее и думать о спасении чужих жизней, нужно было что-то кроме животных инстинктов и стремления выжить здесь и сейчас. Ферье мог только разрушать – и, хоть он и говорил, что собрал множество деталей на звездолеты – был не способен к созиданию. Неважно, что нужно было создать: космический корабль, дружбу или же целый новый мир.

 

   Стиснув зубы, Монморанси попытался сделать несколько шагов; зажимая рану рукой, он пошел по коридору вперед. Ферье наверняка заберет из его комнаты револьвер прежде, чем до него доберется Джордж, однако сидеть и тихо ждать смерти от потери крови молодой мужчина не собирался.

 Оставляя на полу  следы (кровь текла горячими ручейками между пальцев Монморанси), конструктор подошел к лестничной площадке и осторожно, держась свободной рукой за стену, начал спускаться вниз. Где сейчас Джонни? Этот сумасшедший решит избавиться и от нее;  а даже если и не решит – то она погибнет вместе с Ферье на недостроенном корабле, который вряд ли сможет пройти через атмосферу Земли.

   Первые двадцать ступенек по лестнице вниз Джордж успешно преодолел, а вот потом дела пошли куда хуже.

 На лбу выступила испарина; картинка перед глазами то и дело затуманивалась, и Монморанси плохо видел, куда он идет и есть ли впереди еще ступеньки. Нельзя было допустить, чтобы Поль завладел кораблем; Джордж не знал, как он это сделает и чем теперь может помешать. Но он должен был. Должен. Не может быть, чтобы все было зря – это просто невозможно. Джордж в это не верил – и не хотел верить. Сердце учащенно билось, разгоняя по венам кровь – и чем он больше двигался, чем чаще дышал, тем вернее терял силы.

 В кармане зашумел приемник.

 - Повторите свои координаты – едва расслышал конструктор – Джордж Монморанси, повторите свои координаты.

 Мужчина остановился; вытащил из пропитавшегося кровью, тяжелого от алой жидкости кармана, маленький, но такой родной ему предмет.

 - Координаты - 44,8349 северной широты, - 0,5260 восточной долготы. Обсерватория Бордо. Кто говорит?

 

 - Джордж, говорит капитан  космического судна «Звезда-2»   Владислав Кораблев. У нас на борту доктор Герберт Грей. Мы летим к вам, будем через час.

 

 - Поторопитесь – произнес Монморанси – Я серьезно ранен. У нас на территории вооруженный бандит. Сообщаю приметы: мужчина, сорок пять лет, волосы рыжие, глаза голубые. Вооружен и опасен.

 

 - Вас понял. Будем через четверть часа. Держитесь.

 

 Странно, но Монморанси  ответил, даже не успев понять происходящее: у него не было времени осознать, что похоже кто-то услышал его сигнал, кто-то не с Земли. И этот кто-то способен помочь. Даже уже после того, как Джордж ответил, все это словно прошло мимо него, по касательной, не задев. Как будто оно произошло в каком то параллельном мире, не имеющем никакого отношения к миру обсерватории Бордо. Казалось, Монморанси просто читает какой-то научно-фантастический роман, на страницах которого и происходит все это безумие. Ощущение нереальности происходящего было так велико, что Джордж буквально разрывался сейчас между двумя мирами – миром безысходности и миром надежд, в котором все-таки есть хоть какая-то справедливость. Между небом и землей; и ни в одном из этих миров его не было -  ни там, и ни здесь. Мысли текли в голове Монморанси беспорядочным, бурным потоком, хаотично сталкиваясь друг с другом и вновь разлетаясь в стороны; в ушах еще звучали обрывки слов: "ничего личного", "ты всегда мне нравился", "повторите свои координаты". Хотелось зажать уши руками, хотелось, чтобы это, наконец, прекратилось - и он понял бы, что все произошедшее с ним было всего лишь страшным сном, что все это не взаправду. Просто проснуться в своей постели, в научно-исследовательском центре под Сент-Антуаном, чтобы все его коллеги были живы и снова ждали его в лаборатории; такое простое, незамысловатое желание - неужели он хочет настолько многого?

Да, это было много, очень много, хотя бы просто потому, что было НЕВОЗМОЖНО. Хотя, так ли уж невозможно?

 

    Капитан корабля «Звезда-2» сказал, что у него на борту находится доктор Герберт Грей. Неужели и правда – тот самый Герберт Грей, с которым они вместе работали над созданием корабля «Земля» еще до того страшного землетрясения? Монморанси думал, что все его коллеги погибли. Он был в этом абсолютно уверен. Выходит, не все… Не может быть, чтобы это было просто совпадение. Наверняка существует множество людей по имени Герберт Грей, но степень доктора наук есть, скорее всего, только у одного из них. Или может быть, капитан имел в виду не доктора наук, а просто-напросто врача? Зачем тогда было сообщать Джорджу имя этого самого доктора, если это просто рядовой мясник? Монморанси казалось, что он стремительно сходит с ума. В мозгу вспыхивали одна за другой, мысли - и каждая следующая смешнее и абсурднее предыдущей. Ощущение было такое, словно у него в мозгу взорвалась бомба - фигурально выражаясь, разумеется. Как это все было дико, как безумно, как смешно!

 

    Джордж засмеялся. Сначала совсем тихо, но его смех постепенно набирал силу - и вот уже он хохочет, прислонившись спиной к стене, запрокинув голову, бледный и окровавленный - словно буйный больной психиатрической лечебницы, а то и вовсе персонаж фильма ужасов.

 Пять лет передавать один и тот же сигнал, надеясь предоставить кому-то убежище! Черт возьми, он совершенно не думал о том, что может попросить у кого-то помощи он сам; ни разу даже мысли об этом не возникло у него в голове. Ну не смешно ли: иметь крышу над головой, наблюдательный пункт, научно-исследовательскую лабораторию, мастерскую, возможность построить звездолет – и просить кого-то о помощи?

 Он сам хотел помочь всем, кому сможет.

 Думал, что сможет вытащить с Земли не только себя, но еще, по крайней мере, с десяток людей, а  в итоге не смог оградить от опасности себя самого. Не справился, не вытянул, не решил уравнение. И вот, на его сигнал, наконец, ответили. И к нему не бегут нуждающиеся в крыше над головой и цели в жизни люди, которых он должен еще и направить в нужное русло – а летит космический корабль, летит ему на помощь. Но он все-таки идиот. Идиот, каких поискать.

  Хохот Монморанси постепенно затихал, и, наконец, сошел на нет. И вот уже молодой конструктор снова стал тем тихим, уравновешенным, терпеливо переносящим невзгоды Джорджем, которым он всегда был. Все. Хватит. Он сделал все что мог. Теперь, все что от него требуется - ждать. Еще четверть часа - и пятилетняя эпопея закончится. Хорошо бы, если бы вместе с ней не закончилась сама его жизнь.

 Четверть часа. Черт возьми, нужно подождать всего четверть часа. Ему совершенно в это не верилось – но он прекрасно знал, что галлюцинаций у него нет – ни слуховых, ни зрительных. У него есть еще время?

 Кажется, нож предателя Поля просто скользнул по ребрам и не задел жизненно важных органов. По крайней мере, Джордж на это надеялся – потому что ему чертовски хотелось жить. Но он терял кровь; главное было оставаться в сознании.

 Глаза закрывались. Он больше не мог стоять на ногах. Колени на мгновение подогнулись – но, несмотря на то, что ему уже не хватало кислорода, Монморанси не упал и даже не опустился на корточки. Сила воли иногда творит чудеса.

 

 - Джордж? Джордж!

 К нему бежала – живая и здоровая – Джонни. На бледных губах конструктора появилась слабая улыбка. Засмеяться он бы, наверное, уже и при желании не смог.

 - О Боже, Джордж – голос молодой женщины дрожал; она с ужасом смотрела на его перепачканный кровью халат, на крупные, тяжелые темно-красные капли, падающие на пол  и, наконец, ее взгляд остановился на бледном лице молодого мужчины. Черты Джоанны исказились. Еще четверть часа назад она была на улице, набирала воду в пластиковую бутылку, когда мимо нее, по направлению к мастерской, прошел Поль Ферье. Несмотря на темноту, Джонни смогла увидеть, что его руки чем-то перепачканы, но ей даже в голову не пришло, что это может быть кровь. Тем более, кровь Монморанси. Не знала она и о том, что бывший помощник Джорджа завладел ключами и собирался ни много, ни мало - угнать недостроенный звездолет. Она просто спросила у Ферье, где сейчас  Джордж - получила сухой, короткий ответ, и отправилась в жилой блок. И вот теперь она видит  эти алые лужи на полу, видит дорогое ей лицо таким мертвенно бледным... Теперь она точно знала, чем Поль испачкал свои "рабочие" руки. Сердце билось с такой силой, что в глазах у Джоанны темнело.

 - Где Ферье? – спросил Монморанси, изо всех сил зажимая рану рукой и стараясь, чтобы голос его звучал как обычно.

 - Он… Он на улице. Шел к мастерской – пролепетала молодая женщина, приближаясь к Монморанси – Но… неужели это он сделал?  Зачем?

 Джонни зажала рот ладонью, стараясь сохранять спокойствие. Но слезы сами собой выступали на глазах.

 - Он собирается улететь. Он забрал у меня ключи - и хочет угнать звездолет. Вероятность того, что Ферье сможет покинуть Землю и не погибнуть - 20%. Учитывая его состояние и отсутствие навыков пилота - 5%. Но он решил, что шансы неплохие.

Монморанси даже нашел в себе силы усмехнуться - и слабое подобие смеха сорвалось с побледневших губ.

 

- Я думаю, рана сама по себе не опасна - Продолжал Джордж, хотя каждое новое слово давалось ему все труднее - Но у меня плохо свертывается кровь. Нужно сделать перевязку. И принеси аптечку. Там, среди всего прочего есть две красные ампулы. Тебе понадобится одна из них – мне срочно нужен укол.

 Его голос звучал достаточно спокойно – хотя Джордж, наверное, больше всех имел право на беспокойство. Но даже сейчас, истекая кровью, он говорил с Джоанной ровно, уверенно, как и тогда, когда она услышала его голос в первый раз - потому что не хотел, чтобы она впала в отчаяние или запаниковала. Тогда она не сможет ничем ему помочь - и те четверть часа, которые нужно было переждать, могут оказаться последними пятнадцатью минутами в жизни Монморанси.

  Он всегда знал, что делать, всегда говорил Джоанне – куда ей пойти и что предпринять, указывал ей путь, направлял и давал  ориентиры. Он ее маяк; без него она снова станет плутать в темноте, снова начнет путаться в своих бьющих ключом эмоциях, утонет в них как в болоте, из которого Джонни, как ни старалась, не могла выбраться без посторонней помощи.

 Стоит только ему оставить ее – и она снова станет бесформенной массой; эгоистичной капризной девчонкой. Монморанси придавал ей форму и, словно искусный скульптор, делал из нее женщину. Женщину, чья задача – всегда быть рядом с мужчиной, помогать ему, слушаться его и никогда не оставлять одного  в беде.

 - Да-да, я поняла – Джонни осторожно сняла с Монморанси халат и начала расстегивать дрожащими пальцами пуговицы его рубашки – Джордж, все будет хорошо. Если что, мы построим новый корабль. Мы справимся. Только не смей умирать, понял? Все будет хорошо

 

 Даже если бы Поль улетел сейчас на их звездолете, Джонни и правда искреннее верила бы в то, что у них с Джорджем все получится, хотя бы даже и с чистого листа. С ним – у нее точно все получится. А без него…

 

 - Конечно, будет – проговорил Монморанси, которого сейчас сильно клонило в сон – Через десять минут, а то и меньше - нас отсюда заберут. Мой сигнал услышали.

Пальцы Джорджа уже кололи сотни маленьких, холодных иголок. Голова отяжелела; с каждым новым вдохом ему становилось все хуже - болела грудь, немел язык, веки наливались свинцом. Силы воли уже не хватало на то, чтобы сдерживать все это. Он устал. Очень устал. Ему просто хотелось отдохнуть.

 - Какой … кто нас заберет? Джордж, только не засыпай. Не закрывай глаза!

 - Черт возьми, даже не собираюсь – чуть слышно произнес Монморанси, смежая веки. На глаза упала темнота. Он выдохнул - тяжело, как будто в последний раз, и медленно опустился пол. Джонни осталась одна.

Не дать панике овладеть собой, делать то, что сказал Джордж – и все будет в порядке. Молодая женщина вскочила на ноги – и бросилась бежать. Так быстро она не бежала ни тогда, когда мчалась по асфальту Парижа к своему особняку, ни тогда, когда собиралась сообщить Монморанси о найденном ею подкопе. Никогда еще столько адреналина не выбрасывалось в кровь; она совершенно забыла о Поле, забыла о звездолете – ее задачей номер один был умирающий на лестничной площадке Монморанси.

Ее не было всего каких-то три минуты; каждая секунда сейчас была на счету – и каждая из них значила так же много, как утекающая по каплям, кровь Джорджа. Сейчас тонкие пальцы Джоанны даже не дрожали. Она забыла о себе, о своих эмоциях – обо всем, и на какое-то время стала роботом, запрограммированным на конкретную задачу. Молодая женщина  протерла промоченной в спирте ватой сгиб на локте мужчины, набрала в шприц рубиново-красную жидкость из ампулы – и вот уже игла вошла в вену, так уверенно и точно, как будто Джонни всю свою жизнь занималась только этим. Только бы не было слишком поздно.

Из окна напротив было видно, как поднимаются сомкнутые доселе створки крыши мастерской – и как плавно взлетает ввысь зажженный множеством огней звездолет. Если бы у Джоанны был пистолет, и если бы Монморанси не так нужно было ее присутствие здесь и сейчас – она сама, собственноручно застрелила бы предателя Поля и видит Бог, ее рука бы не дрогнула. Джоанна наградила бы этого бандита всеми семью пулями револьвера Монморанси – если бы только она могла.

Минута – и огни звездолета исчезли. Джонни склонилась к молодому конструктору – и едва почувствовала его слабое дыхание.

- Потерпи чуть-чуть – тихо произнесла она – Еще немного

Где же эти люди, которые должны их отсюда забрать?  И прилетят ли они вообще?

Ответ на вопрос Джоанны уже шумел двигателями за перепачканным разводами окном…